|
Ортенберг Д.И.
***
Целую неделю в газете нет статей Ильи Эренбурга. Когда в газете
бывали такие перерывы, в редакции обрывали телефон: «Где Эренбург?»,
«Что с ним?» Но сегодня читателям все стало ясно. Появился его
путевой очерк «По дорогам войны». Именно неделю назад Илья
Григорьевич выпросил у меня командировку на фронт.
Вместе с фоторепортером Эренбург проехал триста километров по
маршруту Малоярославец — Угодский Завод — Козельск — Калуга —
Перемышль — Сухиничи. Не все, что он видел и слышал, вошло в очерк,
но каждая деталь, каждый эпизод, попавший туда, весомы.
Проезжал города и сёла и увидел: «Там, где были дома, — крапива,
чертополох и, как сорняки, немецкие шлемы, скелеты машин, снаряды...
Красавица Калуга с древними церквями на крутом берегу Оки, она
покалечена...»
Встретился с жителями и запомнил: «Женщина в селе Маклаки спокойно
говорит: «Дом взорвали. Мужа увели. Дочку испортили». Это —
спокойствие большого горя...»
Побывал у разведчиков и узнал: «Недавно пять разведчиков нашли в
лесу заржавленный волчий капкан. Они, смеясь, рассказывают: «Фрица в
капкан поймали. Ефрейтор, а оказался закапканенный».
Побывал в танковой части и услыхал: «Жива память о двух танкистах —
окруженные врагами, перед смертью они запели «Интернационал»...
Сейчас танкисты учатся, отдыхают, иногда помогают колхозникам в
полевых работах, и девушки дивятся — герой, недавно освободивший их
село , скромно пашет. Ждут новых боев. Один танкист сказал мне:
«Лошадкам не терпится, стучат копытами» — «лошадками» он шутя назвал
танки...»
Беседовал с пленными и записал: «Пленные немцы угрюмо [215] лопочут:
«Гитлер капут». Что им еще сказать — ведь они в плену. Вот ефрейтор
Иоганн Гальтман. Он крестьянин. Боец его спрашивает через
переводчика: «Хозяйство у вас большое?» Немец отвечает: «Куда там —
всего-навсего один француз».. Пленный француз для него лошадь. И,
услышав ответ ефрейтора, наши бойцы сердито отплевываются: «Разве
это люди?»
Примечательная встреча была у Эренбурга с командующим 16-й армией К.
К. Рокоссовским в Сухиничах. Писатель говорил, что Константин
Константинович самый учтивый генерал из всех, которых он когда-либо
встречал. Разумеется, Эренбург, как всегда во время своих бесед с
военачальниками, интересовался перспективой: что будет дальше?
Спросил он об этом и Рокоссовского. Что мог ему ответить командарм?
Невозможно точно предвидеть, когда и что будет даже в полосе армии,
фронта, а тем более предусмотреть события стратегического плана,
которые, как известно, развернулись вовсе не так, как думали
Рокоссовский, мы все, да и в Ставке.
А вообще-то в путевых очерках Эренбурга из всего, что он мне
рассказал о Рокоссовском, осталось только несколько строк. Еще не
пришло время подробно описывать командующих армиями и фронтами — так
считали мы тогда. Вот те несколько эренбурговских строк о беседе с
командармом:
«Генерал-лейтенант Рокоссовский, командир большого спокойствия и
большой страсти, говорит: немцы напрасно обижаются на зиму. Конечно,
зима по ним ударила, но зима их спасла. Не немецкие солдаты, а
русские снега остановили преследование отступавшей германской
армии».
Конечно, это не исчерпывающее объяснение, но резон в нем есть...
|