|
 Кардашов В.И.
РОКОССОВСКИЙ
«...Позади Москва»
Конечно, Рокоссовский из скромности преуменьшал свою роль, как и
роль вообще полководца в современной войне. Сам он только что
продемонстрировал одно из важнейших качеств полководца — способность
к разумному риску. Ведь в концентрации войск у Сухиничей за счет
других участков был немалый риск. Но не бояться риска, а уверенно
идти на него — одно из проявлений таланта военачальника. Риск в этом
случае основывался на военной эрудиции Рокоссовского-полководца, на
умении предвидеть ход событий. И до этого и впоследствии
Рокоссовский с успехом выходил из многих положений, которые для
человека менее одаренного оказались бы роковыми.
В том, что Рокоссовский перенес свой штаб в освобожденные Сухиничи,
тоже был риск, правда, другого рода: гитлеровцы остановились па
рубеже, расположенном [256] всего в 6 километрах, выбить их оттуда
не удалось, они видели город как на ладони и вели артиллерийский
обстрел. Тем не менее штаб остался в Сухиничах.
Обстановка требовала продолжения наступательных действий. Этого же
требовало от Рокоссовского и командование фронта, а сил у него было
до обидного мало. Дивизии насчитывали 3,5, редко — 4 тысячи бойцов,
а то и 2 тысячи. Противник же не только не уступал в численности,
но, по данным разведки, превосходил войска Рокоссовского. Учитывая
характер местности и зимние условия, немцы превратили все деревни и
хутора в опорные пункты, обнесенные колючей проволокой с минными
полями. В каменных домах устраивались блиндажи с бойницами для
кругового обстрела. Танки использовались в качестве бронированных
артиллерийско-пулеметных точек.
Все, что мог сделать командарм в этой ситуации, — попытаться
наносить удары последовательно то по одному, то по другому
вражескому укрепленному пункту, концентрируя для этого скудные силы
и средства. Так, постепенно расшатывая оборону гитлеровцев,
отодвигая к югу, прижимая немцев к реке Жиздре, вела бои 16-я армия
в феврале 1942 года.
Гитлеровцы обстреливали Сухиничи круглосуточно, по нескольку раз в
день, и нельзя было предугадать, когда это произойдет. Однажды
обстрел застал командарма и Лобачева в бане в тот момент, когда оба
вошли в азарт и поддали пару такой крепости, что дух захватывало. От
близких разрывов банька вздрагивала и в оконце звенели стекла.
Старик, хозяин бани, протиснулся из предбанника:
— Ух ты! Жарко у вас! Только, может, кончать? Видишь, герман рядом
кладет, долго ли...
— Ничего, отец, — посмеивался командарм, — смерть будет легкая...
Батареи немцев в основном были расположены в Попкове, в нескольких
километрах от Сухиничей. Селение это было одним из ключевых
укрепленных пунктов гитлеровцев, и взятие его взломало бы оборону
врага. Поэтому после тщательной подготовки в начале марта войска
Рокоссовского начали бои за овладение Попковом. Сопротивление врага
было сломлено только к вечеру. На улицах селения валялось до 700
трупов захватчиков. [257]
Теперь на очереди были Маклаки — расположенное километрах в
пятнадцати к юго-западу селение. 8 марта Рокоссовский побывал в
частях, которые готовились к атаке на Маклаки, и на аэросанях
возвратился на КП. Следовало поработать над приказом о действиях
войск после того, как Маклаки будут взяты. Вечером же намечалось
собрание по случаю Международного женского дня.
Очередной обстрел начался сразу же по приходе командарма в
штаб-квартиру. В доме, где она расположилась, Рокоссовский не пробыл
и трех минут. У стола, на котором лежали штабные документы, кроме
Рокоссовского, повернувшегося спиной к окну, находились Малинин,
Казаков, еще несколько командиров штаба. Малинин протянул командарму
приказ на подпись, и в этот момент рядом с домом разорвался снаряд.
Сильный удар в спину... У Рокоссовского перехватило дыхание:
— Ну, кажется, попало... — И он опустился на пол.
К нему бросились, подняли, положили на диван, сняли окровавленный
китель. Стали вызывать врача. Главный хирург армии Воронцов был в
отъезде, и первую помощь Рокоссовскому оказал местный врач Петров.
Вскоре возвратился и Воронцов. Врачи вместе осмотрели Рокоссовского
и вышли к ожидавшим их решения штабным командирам.
— Что с Константином Константиновичем? — кинулись к ним со всех
сторон.
— Генерал ранен очень тяжело, — ответил Воронцов, — осколок ударил
по позвоночнику, прошел между ребрами, пробил легкое. Его необходимо
немедленно оперировать. Сердце хорошее, не подведет. Надо везти в
Козельск, здесь невозможно...
В пять утра Рокоссовского вынесли к машине. Он был в полном
сознании, и мучили его вовсе не мысли о ранении и собственной
судьбе. Хотя дышать было трудно, он попытался на прощание дать
необходимые указания. Малинин, Лобачев и Казаков склонились к нему:
— Немедленно отправляйтесь в войска. Надо обеспечить... — тут
дыхание у него перехватило, голос ослаб. Отдохнув, он продолжал: —
Обеспечить взятие Маклаков. Потом последовательно... методически
выбивайте их... выбивайте из населенных пунктов... Не давайте
закрепляться, гоните... [258]
Силы оставляли командарма, но сознание того, что спустя несколько
часов его войска должны идти в бой, а он ничем, совсем ничем уже не
может им помочь, было для него тяжелее ранения.
Из Козельска после сложной операции Рокоссовский по указанию
командования фронта на самолете был отправлен в Москву.
В то время как самолет с раненым командармом взял курс на Москву,
солдаты его армии по пояс в снегу шли на штурм калужского села
Маклаки. [259]
|